Андрей Владимирович Милёхин — президент «РОМИР», доктор социологических наук, кандидат психологических наук, академик РАЕН. Свою научную и профессиональную деятельность Андрей Милёхин начал будучи еще студентом. В 1986 году он окончил факультет психологии ЛГУ.
Первый вопрос, конечно, как выпускнику. В 1986 году вы окончили Ленинградский университет по направлению «Психология». Как полученные знания повлияли на последующее построение вашего профессионального пути?
В самом начале мы по‑настоящему не понимали, что такое Ленинградский университет. Это было по юности, по глупости и эйфории времени. Только сейчас понимаешь, что в здании Двенадцати коллегий работали такие выдающиеся умы, как Павлов, Сеченов, Бехтерев, Вагнер — они строили основание наук о человеке. В течение 300 лет на этом фундаменте, в этих стенах, под этими крышами, в этих аудиториях творится чудо созидания, что само по себе важно. Я никогда не забуду, как слушал лекции Льва Гумилёва, хотя сейчас это мало кто себе может представить. А мы тогда столкнулись с этим удивительным гением. У нас на психфаке были ярчайшие преподаватели и лекторы. Можно очень долго перечислять фамилии: Кузьмин, Ганзен, Суходольский, Лысков, Лоскутов, Кузьмина, Крылов, Свенцицкий, Куницына, Рыбалко, Трошихина — это классики науки. Университет всегда открывает перед тобой возможности. Я завидую себе, завидую преподавателям и студентам, завидую абитуриентам славного Санкт‑Петербургского университета.
«РОМИР» — крупнейшая в России частная исследовательская компания, основанная в 1987 году. Организация реализует полный комплекс исследований различных рынков и сфер жизни общества, делая акцент на четырех направлениях: демография, психология, социология и маркетинг.
Спустя год после выпуска вы открыли первый советский исследовательский кооператив, специализировавшийся на проведении социологических мониторингов, и вскоре на его основе был создан исследовательский центр «РОМИР». Для недавнего студента работа над таким серьезным проектом большое достижение. С какими трудностями вы столкнулись в самом начале, как их удалось преодолеть?
Когда я учился, во всем Советском Союзе было всего два факультета психологии — московский и питерский. Наш психологический факультет всегда был ориентирован на жизнь, практику, инструменты познания мира и человека. Поэтому, конечно, мы были востребованы. После выпуска из Университета я уже был профессиональным психодиагностом и всего за год стал старшим научным сотрудником. Когда был принят закон о кооперации, мы с партнерами буквально через несколько месяцев создали кооператив, а меня как самого молодого выбрали председателем. Это был 1987 год. То есть у меня педагогический стаж с 86‑го года, а с 87‑го уже стаж научного предпринимательства. Скажу не для красного словца, но дух и искра Университета во многом давали мне энергию. Когда ты молодой, какие сложности могут пугать? Фрустрация рождает достижения. Было много проблем, много препятствий, много кризисов. Но если ты выбрал свой путь, если это в самом деле твоя профессия и твое дело, ты от этого только закаляешься, как лучшие сорта стали — становятся крепче и звонче.
Чем вас привлекла идея проведения масштабных мониторингов? Почему они так интересны?
Любое явление раскрывается через динамику, когда заметно развитие. Через периодические замеры мы видим, как меняется человек, его потребности, структура социальной ячейки. Для меня особенно важно, что этот подход применялся изначально основателями факультета психологии, а именно Борисом Герасимовичем Ананьевым. Более того, он развил методологию лонгитюда. Согласно этому научному методу, изучается один человек или социальная группа в течение времени, за которое этот человек или социальная группа успевают существенным образом поменять какие‑либо свои значимые признаки. Поэтому теория лонгитюда, которая наиболее полно раскрывается в книге «Человек как предмет познания», является фундаментальным прорывом в человеческом измерении XX века. Мы в «РОМИР» и сегодня базируемся на этой методологической основе.
Как бы вы оценили уровень доверия россиян к соцопросам и результатам исследований? Как он менялся с 90‑х годов до наших дней?
Уровень доверия к соцопросам давно начал снижаться, а в последние годы он просто рухнул. Здесь много и объективных, и субъективных причин. Объективные — происходит глобализация информации, вернее, она уже произошла. Огромная коммуникационная нагрузка на человека приводит к усталости. Различные риски, фрустрации, потрясения приводят к тому, что у человека повышается тревожность. А главное, раньше присутствовал вакуум общения, который позволял исследователю, вступая в контакт с человеком, получать от него реакцию, мнение. Сегодня этого вакуума нет. Сами методы, которые еще вчера были профессиональны, сейчас используются не по назначению. Например, метод опроса, который являлся основным инструментом в социологии, в социальной психологии, сегодня зачастую применяется некорректно. Основное преимущество научного опроса, я имею в виду репрезентативность, зачастую не соблюдается. Выполняются лишь базовые требования. Соответственно, эти собранные мнения нельзя переносить на генеральную совокупность. Но тем не менее опросы проводятся повсеместно. Кто их только не запускает — например, радиостанции или политтехнологи в целях дешевого маркетинга и откровенной манипуляции. Но если люди видят, что публикуемые так называемые опросы не отражают реальную жизнь, это еще больше подрывает доверие. Поэтому сейчас очень важно пройти этап самоочищения. Сегодня, несмотря на все трудности, открывается много возможностей. Очень важно максимально соблюдать те правила, которые сделали опрос именно научным инструментом. Необходимо включать новые процедуры для соблюдения научной чистоты. И в то же время следует дистанцироваться от всего того, что порождает огромное количество шоу‑маркетинга или откровенной фальсификации.
Как за почти 40 лет в России изменилось понимание психологической науки и подходы к ее изучению?
За 40 лет понимание психологии претерпело значительные изменения. Мне повезло, у нас были кафедры и социальной психологии, и инженерной, и медицинской, и юридической, и спортивной, и политической. То есть практически все аспекты жизнедеятельности человека мы изучали с точки зрения его психических возможностей и потребностей. Хотя выпускалось мало специалистов, но они обладали достаточно широким набором знаний. Я стараюсь более тесно взаимодействовать с факультетами, связанными с моим профилем, и замечаю, что их область сузилась. Почему‑то психологов стали воспринимать как психотерапевтов, как консультантов. Да, это важная составляющая работы психолога, но мне кажется, что надо вернуться к теме психолога и общества. Я, как социальный психолог, считаю, что именно с позиции психологии мы значительно глубже понимаем, что такое первичный социальный домен, как восстанавливать ту большую семью, которая является основой любого общества. Следует вернуть человекоцентричность, которая в Советском Союзе декларировалась и во многом присутствовала. За последние 30 лет ориентации на западную цивилизацию рассмотрение всего через рынок во многом послужило тому, что человек, его интересы, его потребности были «вымыты».
Насколько сильно в наше время расходятся теория и практика? Чего не хватает сегодняшним студентам, чему, на ваш взгляд, их важно обучать?
Я всегда с огромным уважением отношусь к учителям и преподавателям школ и вузов, которые каждый день выходят к доске или встают за кафедру, они делают великое дело. Они куют будущее. Мои слова не несут в себе критику, скорее, желание быть полезным, поддержать их, помочь выстроить совместную работу. Теория философии, теория физиологии, если мы говорим о психологии, понимание, что такое психика человека, психические процессы, что такое мышление, — это важно, но дальше нужна актуализация, нужно привитие навыков. Взаимодействие человека с миром постоянно развивается и проходит в том числе через испытания. Учебные программы не успевают за этими изменениями. И на вопрос, что с этим делать, ответ простой. Ровно то, что мы сейчас и делаем. Мы помогаем преподавателям адаптировать и развивать нашу науку в сторону практического изменения, при этом важна и теория. Именно на базе университетской науки есть необходимые инструментарии, метрики, методологии, которые следует активнее развивать. У нас множество направлений сотрудничества, поэтому я сегодня с большим удовольствием нахожусь в стенах альма‑матер и встречаюсь с преподавателями и студентами.
Состоялось подписание соглашения о сотрудничестве между исследовательским холдингом «РОМИР» и СПбГУ. Расскажите, пожалуйста, о том, как планируется взаимодействовать в области проведения студенческих практик. Обучающихся каких направлений вы планируете приглашать? Какие задания им будут поручаться?
Я рад, что у нас запланировано активное и повсеместное сотрудничество, в первую очередь с теми факультетами, где готовят нужных для нас специалистов. Мы ведем работу с клиентами как из бизнеса, так и с госкорпорациями. Стараемся делать инструменты для наших граждан. Для меня это сферы, связанные с человеком: психология, демография и даже менеджмент и маркетинг. Во всех этих сферах мы можем быть полезны, нам нужны специалисты, нам вместе надо развивать нашу теорию. Мы участвуем в развитии учебных программ, проводим лекции и круглые столы для того, чтобы познакомить выпускников с актуальными требованиями на рынке труда. Мы также организуем стажировки для студентов — как ознакомительные, так и практические. В сфере практических социальных исследований мы являемся крупнейшим работодателем в России. Мы будем рады видеть больше выпускников СПбГУ в нашей команде. Мы обсудили интеграцию в процесс целого ряда наших инструментов, которые сегодня являются инновационными. Это в том числе BI‑система с реальными данными, которая показывает структуру общества, поведение людей, содержит огромный массив информации. С помощью инструментов автоматизации, искусственного интеллекта эти данные возможно структурировать, чтобы студенты могли в этой информационной среде проводить исследования, эксперименты и использовать полученные данные для написания научных работ. Это тоже важный аспект, и мы будем вместе двигаться в этом направлении.